Перебеги меня. Современная проза - Александр Цыганов
Желоба мы поставили ровно на двух чубуках. В них мы свалили прутья и залили кипятком.
– Ладно, убедили, – из дому вышел дед, и стал показывать плетение: – Донце, первая спираль, от которой всё остальное…
Скучнее в жизни я не слышал ничего.
А Дашка, наоборот, загорелась. Тут они с дедом нашли общий язык…
– Дед, я до солончака…
– Ага. Соль в сарае возьми.
– Хорошо....
Они плели корзины, в которых я вообще не понимаю, ну и ладно. Я, загрузив два кирпича соли, отправился к кормушкам.
Лес готовился к осени. Белки до такой степени шустро бегали по веткам, что я опасался – успеем ли запастись орехами мы… Знакомую тропинку перечертила полоска свиных рыл, а дубов тут нет… Значит, ореховый гриб… А вот тут ёж подготовил для себя ямку…
Я шёл просто отдохнуть, а мозг считывал то, что я вижу вокруг механически. Дошёл до кормушек, стал распределять соль.
…вдруг я услышал внешний вздох и поднял глаза. Передо мной стоял молодой лось и нюхал меня, начиная с лица. Я тоже глубоко вздохнул, имитируя дыхание. По большому счёту, имитация была не нужна – я и вправду, очень устал.
Лось это, наверное, понял, начал меня облизывать.
А мне не хотелось никуда вставать, никуда идти. Хотелось стать камнем.
"Помоги мне" – обратился я мысленно к лосю, – "Дай мне своих лосиных сил!"
Неожиданно в этот калейдоскоп зеркал ввернулась лиса.
– Ты забыл про меня!?
– А где ты?
– Я проснулась!
– Рыжая морда! Тебя не было так долго, что я уже и забыл, что ты есть.
– Я всегда была рядом. Просто ты так свыкся со мной рядом, что перестал понимать, что я – это я.
– Я не понимаю.
– Я не уходила от тебя, но была с тобой так долго, что ты перестал в лисе видеть лису, во мне – меня, а в себе – себя. Ты сам себя не понимаешь, не знаешь. Думаешь, что знаешь, но ничегошеньки ты не знаешь… – лиса танцевала на пригорке, выманивая из-под земли мышей и оглядывалась на меня…
Через полчаса Жучка с дедом нашли меня и привезли домой.
Я заболел.
***
Дед и Даша хотели отвезти меня в село, но баба Маша сказала твёрдо "Нет!", и я остался на кордоне. Разве что деда бабушка отправила за какими-то особыми лекарствами к дяде Мише.
Я болел в ближней гостевой комнате. Дашка почти всегда сидела рядом со мной – баба Маша освободила её от половины рутинных дел, так что попить у меня было всегда. В жар, едва открывая глаза, я ощущал прохладную Дашину ладонь у себя на лбу, закрывал глаза и снова засыпал.
Когда меня мотало в бреду и я нёс всякую чушь, только Дашкин голос успокаивал меня, и я всегда узнавал его, если он меня звал:
– Тише, Саша. Хороший мо-ой! Всё хорошо!
– Корабли …плывут. Так много… Много кораблей… А вдруг будет шторм?
– Не будет, Саша. Всё будет хорошо.
– Или песок. Пустыня. В песке тоже можно утонуть. Тебя занесёт песком, и ты умрёшь…
– Никто не умрёт, Саша, всё будет хорошо!
– Густота неба. Может быть так жарко, что весь воздух сгорит от солнца, крыльям не за что будет держаться, и птица упадёт.
– Нет, Саш, птица не упадёт. Всё будет хорошо!
– Рыбы. Они живут в воде, но питаются кислородом. Вдруг его не станет?
– Он всегда там будет, Саша, всегда! Всё хорошо!
– Люди. Зачем многим из нас нужно так много? Намного больше, чем другим. Мы же тоже обычные живые. Не хочу умирать.
– Ты не умрёшь, Саша, я же с тобой. Мой Сашка! Всё будет хорошо.
– Жираф ест листья высоко. А вдруг, все листья облетят, и ему нечего будет есть… Тогда все лоси умрут.
– Тогда я принесу им листья сама, Саша. Всё будет хорошо…
– Хорошо, – и я засыпал.
***
Едва температура спала, и я пришел в себя, баба Маша начала пичкать меня малиной и чесноком. Глядя на это, дед сплюнул, пошёл и зарезал барашка:
– Ему силы нужны, а вы его травой кормите! – провозгласил он, – Сейчас он у вас встанет и побежит. Как же!
С неделю я сидел на мясной диете, через силу втискивая в себя куски жареного мяса… с малиной и чесноком.
Дашка занималась бытом где-то поблизости, мы с ней даже практически и не виделись.
***
А ещё через неделю в пятницу, рано утром к нам в гости пришли Егоша и … Стас Княземский.
Первым делом Стас обратился к деду:
– Здравствуйте, Александр Михайлович. Я Стас Княземский.
Дед хмыкнул:
– Как отец?
– Сидит… – вздохнул Стас, – Ещё два года ему сидеть. Но поделом. Я это понял. За дело сидит. Сам виноват.
Дед опустил голову:
– Я не скажу, что это моя работа. Или принцип. Или просить прощения…
– Александр Михайлович. Это его выбор. Он выбрал неправильно. Из-за его неправильного выбора мы с мамкой теперь только вдвоём. – Стас сел на лавку, – Тяжело, конечно, но мы справимся.
– А ты знаешь, что случилось? – дед тоже сел рядом.
– Что говорили…
– Говорить многое могут, чаще мутят правду с песком, – мы стояли молча, затаив дыхание, слушали, – Одни одно говорят, другие – другое.
Дед вздохнул:
– Твой отец в заповеднике застрелил пять косуль. Ради мяса, ради копытца… Мы его взяли в облаву втроём. Прямо на месте последней косули, понимаешь? И осталось косули у нас теперь только три… А ведь их со стороны не привезёшь. Те, что у нас – наша порода, только у нас и остались. Других таких нету. Недаром называемся "заповедник".
– Я это понимаю, дядя Саша, – Стас встал, – Простите меня за отца.
– Эх ты, дуралей, – дед встал и, обняв одной рукой Стаса, потрепал его по волосам, – Не вини себя в чужих огрехах. Своих навинтить успеешь! – а потом скомандовал всем, – Одевайтесь. Идём на затон стрелять… Сашка…
Я был услан наверх за патронами и оружием. Взял два карабина и одну винтовку. Патронов по калибру набрал штук по сто.
На затон шли пешим. Аннушка несла дополнительное оружие и патроны. Карабин у меня и ружьё у деда за плечом – Стасу это было удивительно.
– Они егеря, – тихо "втирал"
